Автор: Анника Антонико (Я Тащусь От Помидоров)
Фэндом: South Park
Персонажи: Демиа /Пип и дохряна новых персонажей(дохуя их) …
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, AU, Драма, Флафф, Юмор, Мистика, Философия, POV, Психология, Романтика, Повседневность, Слэш (яой), Songfic, Вампиры
Предупреждения: Нецензурная лексика, Смерть персонажа, ОЖП, ОМП, OOC
Размер: планируется Мини, написано 18 страниц, 1 часть
Статус: в процессе написания
Описание:
Сюжетная завязка: Дамиану, наказанному отцом на общественных началах (так сказать) приходится забирать души от погрома в Соуст парке. Но вместо рутинны, он встречает там необычайно красивую и светлую душу…
Посвящение:
Моему незабвенному Альтаиру (Которого в мирской жизни ещё Ваней называют). Вань, иди в жопу ^^
Публикация на других ресурсах:
Делайте че хотите, хоть авторство себе берите, мне срать...
Примечания автора:
Боже мой, оно отвратительно! Более того скажу: это слюни, это избитая тема…
Истинно верующим прошу не читать, а если и прочли на тему религиозных распрей не ругать. Это чисто больной фантазм автора, который к тому же и ругается…
В этом фанфике никогда не существовало восьмого эпизода, я закрыла глаза и уши... ля-ля-ля я вас не слышу!!!
читать дальше
Часть 1 «Ад по сути… и вообщем ад по сути»
Ад, по сути, не такое уж страшное место как его описывает библия и не такое страшное, как его представляет церковь. Если прожить здесь достаточно долгое время он станет родным домом. Если находишься здесь с рождения, становится очевидным что то, что многим кажется чистой воды зверством, для тебя не больше чем обычная повседневность. Что ж, людям свойственно страшиться того чего они не в силах понять. Вековая истинна. Если в сущем хаосе есть подобие порядка, то и здесь есть видимость закона. Почему видимость? Да потому что этот якобы «порядок» легко обойти. Как плюнуть на ладонь.
Отсюда можно сбежать, но это жестоко карается, как в любой тюрьме.
Я не упомянул? Но, пожалуй, вам и так известно, что преисподняя огромная тюрьма размером чуть меньше чем с мир. Пропаганда, церковь, все дела…
Господь всемилостив, господь вездесущ господь спаситель… идиотизм, паранойя, людской страх, другими словами — эгоизм. Господь жесток и никого не прощает. Заигравшийся в солдатики ребенок его ничего не волнует. В праведной книге он сам де посылает грешников — своих же творений, то есть тех, кого он любил, лелеял, хрен знает, сколько миллионов лет сюда — в адское пекло. Вопрос напрашивается сам собой,… на какой черт было создавать таких упрямых и тупых созданий как он сам? Зачем идиотизму размножаться?
Вопрос в пустоту. Ответа…
Мой прадед знал бога в лицо, он когда-то работал на него… ну, или типа работал. «Дьявол был ангелом» как же дико это звучит. Представить трудно, но если напрячься… все равно трудно. Но это так.
И если бы все продолжалось мирно. Но мой предок всегда был немного капризен (неужели это передается по наследству?), ему чего-то нахватало. Поэтому он отвернулся от господней благодати и ниспослан был в адскую бездну, лишен крыльев и человеческих очертаний.
Первый демон, чья кровь почернела и стала похожа на смолу. Господь сам виноват. Опорочил своего сына, озлобил его. Запер в темном шкафу почти одного среди темноты. Но это не пошло ему во вред, скорее в пользу.
Там он встретил женщину. Её улыбка была истинно лукавой, а в голосе сочился кристально чистый яд. Наверное, вы уже догадались, кем она была. Беглянка искусительница, не пожелавшая жить по законам мужчины, непокорная, первая жена Адама, созданная из огня. Это она разожгла ад. Он был очарован ею, красотой, умом, свободолюбием и самым главный — ненавистью. Ненавистью к всевышнему, вот что у них было общее. Вместе они создали подземный мир, создали демонов, и произвели на свет отпрыска — моего деда. Дед в свою очередь трех сыновей, которые хоть и были смышлены, но из-за борьбы за власть все равно друг друга поубивали. Потом появился мой папаша, который был бестолков как камень и унаследовал трон… тоже считай как камень. Но только в первое время. Все же он умеет заставить себя уважать, а бояться уж тем более, даже дед был более мягок. Когда он появляется перед народом, даже я его побаиваюсь. Но Сатана хоть и устрашающ, но очень доверчив.
Другое дело, когда он дома. Если вы посмотрите на великого Люцифера в не рабочее время, то конечно удивитесь какой на самом деле Сатана «божий» одуванчик ( Хотя «божий» сюда не очень подходит, но смысла это не меняет) а точнее его можно описать так «Толстый гей который либо нагоняет дикий пафос, либо ноет с утра до ночи что его любовник скатина». Ка-а-ак же он меня этим задрал… кто-нибудь, дайте револьвер я застрелюсь!
Ад конечно не земля. Тут нет неба, солнца, нет ночи, и луны здесь тоже нет. Но печалится по этому поводу, как вы уже догадались, смысла тоже нет. Эта все чушь. Чушь, которая притягивает. Немыслимо красивая и немыслимо уродливая одновременно. Но здесь она была бы неуместна и только мешала бы. Здесь балом правит боль и страдание, искупление через наказание. Каждого грешника постигает своя «кара».
Моя кара это жизнь, я тоже узник этой жизни и до моего существования. Она отличается завидным непостоянством в худшем смысле этого слова. С места на место, с места на место, мы постоянно переезжаем. Зачем? Большое, крупное, жирное ЗАЧЕМ? Ох, если б я знал.
В детстве меня это тоже бесило. Хотя нет, не просто бесило, а КРУПНОМОШТАБНО выбешивало. Однажды я взорвал свою комнату, чем заслужил наказание в виде порки. Как сейчас помню, я рос маленьким мстительным гаденышем. Все мои няньки не могли долго выносить времяпрепровождения со мной, поэтому их было очень много, и сменялись они чуть ли, не каждые тридцать минут. Вот только я не помню, кто был хуже, я или мой отец с его вечными истериками и капризами. Поэтому со временем сменил гнев на милость и стал, намного спокойнее и сдержаннее, даже хладнокровнее в отношении многих вещей. Гнев это хорошо для будущего антихриста, но сдерживать себя тоже надо уметь. В некотором смысле я даже рад, что сменю его и это прекратиться.
Предопределённость пророчит мне, стать самым великим правителем всех времён и народов, как на земле, так и в аду. Меня будут вспоминать с содроганием, погибать с моим именем на устах пополняя армии своими безвольными телами. Я соберу вокруг себя верных демонов с одной стороны, с другой вампиров и почти вымерших некромантов…
Но эти планы… они ведь не мои,… то есть почти. Я составлял их от безысходности, потому что надо, потому что не отвертишься и ничего с этим не поделаешь. Мне не избежать апокалипсиса, сколько бы я не противился.
А мне ведь действительно не хочется уничтожать и рушить законы вселенной. Хотя препираться уже и бесполезно. Спорить с судьбой — нет смысла. Она все равно возьмёт своё, пусть даже насильно. Если же этого не сделаю я, на смену придет другой, более неразумный и жестокий (который к тому же и правитель наверняка будет никудышный и окончательно порушит все к чертовой матери). Ведь однажды это уже было, и этим другим был я. А вы еще что-то говорите про неудачу, вот угораздило же мне родиться!
Хотя если поразмыслить в запасе у меня ещё более восьми лет, которые остается прожить до своего двадцати трёхлетия, да-да времени свершения пророчества, вы не ошиблись. Ну и что, что я сдался и принял судьбу, в коне концов мне удастся лишь отсрочить неизбежность. И конечно бессмысленно терять жизнь тоже желанием не горю.
Но эти глобальные мысли хочется отодвинуть немного на второй план, мне пока ещё шестнадцать… нет, не так— мне уже шестнадцать, а я сижу в своей комнате как маленькая наказанная девочка! Ну, взорвал я этот бордель, ну что такого!? Отца самого бесит это место, а мне что какой-то инкуб, указывать удумала! Я не понял, зачем вообще ко мне полез, этот адский филиал шлюхи. Это тело, бесспорно, конечно привлекательно, я все-таки парень против физиологии не попрешь, но душа её смердит подобно вонючей куче и меня от нее выворачивало. По сравнению с душой, которую я так хочу получить эта – ни что, ни кто и никогда. Да, та душа…
Подойдя к зеркалу и проведя по ней рукой вызывая печать преследования, которая тут же высветилась алым на холодной, отражающей поверхности, и осыпалась пеплом, являя моему взору совершенно другое изображение.
Примерно как в телевизоре.
Мне просто захотелось полюбоваться, ничего в этом такого нет. Все равно как если бы ребенок, получивший, что-нибудь, скажем, так, симпатичное будет постоянно на это пялиться, пока не надоест. Только вот мне это занятие не надоедает уже пять лет как, потому что ЭТА душа идеальна.
Он полностью и безоговорочно прекрасен и не запятнаем никакими грехами. Светлые волосы и изумрудные очи, детская внешность, так походящая к светлому духу и разуму. Вот то, что я так хочу получить. Вот то, что я хочу разорвать в клочья и впитать в себя…
Бессмысленно отрицать, но это было идеальное существо. Обладатель судьбой святого мученика, гонимая, мятежная, затравленная, но без нотки отчаяния и сомнения смотрящая вперёд. Душа настолько чистая, сравнимая лишь с ангельской, и божья рука видна так отчетливо, как и печать рока на лице её оболочки. Дьявольская сила без божественных сил нечто, как и божественная без дьявольской. Таков закон вселенной, но всего через несколько земных лет, мне, потомку правителей преисподние, суждено разрушить этот порядок и погрузить этот мир в хаос. Если честно даже грустно…
Часть 2 «Контракт и вампиры»
Во времена моего бурного детства, когда я ещё жил на земле в городке под названием Колорадо-Спринкс, ко мне тянулись толпы всякой нечисти. Прямо как пчёлы на мёд слетались. Особенно меня любили (если точнее сказать, облюбовывали) вампиры. Да и я сам признаться всегда их жаловал. Потому что в отличии от презренных мною людей, они не имели души. Ночные хищники. Жили легко, как пепел и умирали как пепел, ни чем, не усложняя себе жизнь. Но каждую ночь… каждую сука ночь, звали гулять по кладбищам. А ведь не отвяжутся, пока своего не добьются.
Однажды согласился, естественно с жалости (причем к самому себе) … зря. Подробностей рассказывать не буду, а то начинаю сразу вспоминать, как меня мутило в ту ночь. Тогда мне казалось, что я кишки выблюю прямо в полете…
Нет, я не боялся! Да и похуже бывало… Детство то бурное! Но в компании кровососов, которые все время норовят разомкнуть пальцы все равно как-то не по себе.
Ночь чистая, темная. Над головой беззвучно тлели далекие звезды, чем-то напоминающие мне птиц, ведь и те и другие, так или иначе, населяют небеса. Наша первая встреча произошла именно в такую ночь. Он выглядел очень гордо, вдернутый подбородок и аристократично прямая осанка выдавало в нем орд, хотя таковым не являлся. Молодой мужчина весьма мрачной, готической внешности, чьи губы всегда изогнуты в хитрой порой лукавой, порой искренней улыбке. Глаза -пронзительно голубые, но в полнолуние становятся перламутрово-янтарными, когда его облик приобретает почти ужасающим вид. Бертран, мой четырёхсотлетний друг, высокий, черноволосый, холодный вампир, верный товарищ и иногда, (ну в очень редких случаях) — слуга. Получите, распишитесь, как говориться. Именно ему одному, с первого же взгляда не раздумывая, я дал попробовать своей дьявольской, черной крови. Почему-то именно с ним у меня сразу нашелся общий язык. С первой же секунды нашей встречи как он назвал меня «ваше высочество». Ох, и красиво это звучало.
Конечно, пол преисподние обращается ко мне именно так, но для вампира признать кого-то выше старшего всё равно, что придать его или продать свою вечность.
Самди, веселый смерть… да, да тот самый. И пока у нас в аду была своя пьянка, другие боги не спят. А этот всё порывался напоить меня ромом и ещё какой-то отвратительно терпкой мерзостью, и устроить с зомбаками попойку в моём доме.
Это была квартирка, которую мне снял папаня, что бы я мог беспрепятственно обучаться в обычной школе, когда он упёр в аду по важным делам, которые меня не касаются. Зовут эти дела Садам Хусейн и у них очень противный голос. С тех самых пор я возненавидел трель маракасов и другие напоминающие звуки (поэтому уберите от меня банку с гвоздями). Да, барону то хорошо он скелет, а скелетам не ведомо похмелье. Узнать что такое похмелье в девять лет. Некоторые и в шестнадцать и даже в двадцать не знают, а я знал. Нет, я не хвастаюсь, наоборот.
О как же тогда хотелось выть в голос, и всех на маленькие кусочки порвать, а кое— кого разобрать по косточкам. А ведь знает гад, когда смыться.
Времечко то было весёлое, безбашенное и немного грустное.
А потом случился нежданчик (в виде гномика) меня забрали в ад. Если переводить на человеческий язык, не вдаваясь в подробности загробного мира, то у меня закончилась виза. Я малость наблядорожил. А за ту попойку мне капитально влетело.
Наказанием оказалась работа собирателя— жнеца, если кому-то так привычнее.
Ничего сложно, отправлять души в чистилище. Затруднение было в том, что некоторые сопротивлялись и убегали, а мне потом их по всему штату ищи, лови, дурь выбивай и т.д. по списку.
…
Однажды в серый, хмурый, РОКОВОЙ, день пришел запрос забрать души погибших из Южного парка от гигантской Барбары Стрейзент. Если говорить честно все устали удивляться, какой только хрени здесь не случалось. Самая дес-активная зона штата. Блядская месса самое оно. Так сказать эталон количества, но не качества.
И вот иду я по руинам, утро, туман, ничего (ни хуя, ни камушка) не видно, вот и грохнулся куда-то. Все лицо в пыли, плащик в пыли, а ведь только он начал мне нравиться…
Форма у нас такая была, что просто жуть, («Матрицу» смотрели? вот, вот) гламурный пафос.
А ведь все вокруг до жути такое знакомое, в этом месте я был не раз и все равно до тошноты противно. Народ здесь дохнет, как мухи вешаются, но это не так уж и важно, работа есть работа, чего рассуждать. У всех местных жителей в кого не ткни есть свой — у кого-то более мерзкий, заросший плесенью, у кого-то совсем маленький, незначительный — скелет в шкафу. Да уж, прямо не город а сериал…
Через несколько секунд появились другие собиратели. Жнецы пардон. Слетелись, словно вороны на падаль, чтобы собрать, по одной душе на персону и отправиться восвояси.
Тогда предо мной предстало странное… более не странное, сколько жалкое зрелище. Что-то вроде кровавой лужицы. Тело уже убрали и слава папе. От природы брезгливый я не любил трогать окровавленные вещи, хотя сейчас могу легко рыться в чьих-нибудь кишках. Вот тогда-то я и увидел впервые ту душу. Он сидел на бордюре с устремленным куда-то далеко взглядом бесконечной изумрудной печали. Невыносимо ослепительно белое сияние, еле выделяющаяся среди густого утреннего тумана. Кажется, он смотрел на копошащихся в завалах людей в каких-то странных синих одеждах и в белых больничных халатах. Почему-то я тоже остановился посмотреть на все это.
У всего есть душа, даже у деревьев и у некоторых цветов. У богов есть душа, у демонов и другой нечести тоже есть души, (кроме вампиров конечно) но они не такие как у людей.
Люди— это твари, презренные мнители себя совершенством, наша пища и не более. Их не за что уважать, не за что любить. Бог так обожал эти свои творения — лелеял, защищал… а потом люто возненавидел и только в этом я со старым дураком согласен. Он растил существ, способных к мыслям, чувствам, любви, вере… и так разбаловал своей любовью, что получил лишь презренных смертных грешников. И судьба им всем гореть в аду. Но не ему. Нет.
Рай закрыт уже триста лет, туда допускаются люди, отказавшиеся от всего мирского при этом прославляющие бога и только его одного (мне кажется, я сейчас просто выплюну печень через нос) то есть только мормоны. Их души имеют оттенок голубого, невесомый, но не совсем чистый. А у этого субъекта она чисто белая.
Интересно увидеть Святого мученика размозженным в лепешечку. Притрагиваться страшно, но интригует. 8D
Спешно подхожу пока этого не сделал кто-то другой и как можно равнодушнее спрашиваю:
-Полное имя?
-Меня зовут Филлип Пирип сэр — робко отвечает он и открывает рот, что бы добавить что-то ещё, но я тут, же перебиваю…
— Да, да ты умер, поздравляю, извини, цветов не дарю, сейчас идёшь со мной и что бы ни звука. И даже не смей бежать от меня, жалкий смертный, кишки по асфальту раскатаю.— Сам, понял, что ляпнул глупость (от, куда у нематериального кишки? Омг товарищи) но смог сдержать грозное лицо.
— Но я и не собира…
— Вот и прекрасно.
Ничего не ответив, я лишь жестом показал идти за мной. Идти не долго, метров двести, но в тумане хрен поймешь, куда идешь, поэтому я старательно смотрю под ноги.
Я могу многое вытерпеть и с большей долей пофигизма, но вот что я действительно ненавижу так это проходы из мира людей в чистилище. Тело приобретает такую неприятную тяжесть, после тошнит, для привыкших жнецов со стажем в несколько столетий, говорят, нормально, но для меня…
Мы идем не долго, но в полном молчании. Вовсе не в неловком, нет. Просто меня раздражает все, и потолок и этот дурацкий тоннель, и то, что я сын самого Люцифера (по слухам великого и ужасного) а занимаюсь грязной работой по какой-то совершенно идиотской системе. Что это за правило такое «один на одного», нет бы, забирать их сразу пачками, а не мучиться, болтаясь туда-сюда на две разные стороны пока не затошнит? Что мешало сделать так?
— А мы… – за спиной я слышу приглушенный немного высокий голос, с каким-то странным акцентом, немного будь-то глотающим звуки. Чувствуя, как к горлу подступает раздражение. «Если он сейчас что-нибудь ещё произнесет» — думаю я — «Я точно вдарю ему с разворота» –… Мы раньше не встречались?
— Не звука.— Голова становилась ватной, от каждой даже маленькой звуковой вибрации в ушах начинало неприятно звенеть. Даже от звука шагов. Ненавижу туннели! Ненавижу эту работу! Ненавижу этого пиздюка! Ненавижу эту жизнь!!!
— Просто…
— Да Заткнись ты уже! Сказал же не зву…— рычу, поворачиваясь лицом к душе кипя от злости, которая ну прямо так и прет из ушей, хочу накричать или еще как то выразить свой гнев и… -…ка…— не магу. Не могу мать вашу! Эти глаза и легкая улыбка, этот немного наивный озадаченный может обеспокоенный наклон головы, потушили мой огонь до того как он успел распалиться. До сих пор не вериться. Тогда, в темном тоннеле между землей и чистилищем, этот мерный свет чистой души, заворожили меня настолько, что я уже не помнил, сколько времени так стою и что вообще должен делать. Три минуты, а может пять, а возможно и вообще час я стоял и грубо говоря, пялился совершенно отсутствующим взглядом на нечто самое, по-моему, удивительное в своей жизни. Тогда, наверное, именно в этот момент… да что я говорю, точно в этот момент все и началось…
— А… Простите, с вами все в порядке?— наконец оторвал меня паренек от моего затянувшего наваждения.
— Я же сказал тебе заткнуться — почти шепотом произнёс я, как можно быстрее отведя взгляд вниз, на ноги. Чувствуя как к щекам, приливает кровь. Моя кровь бурлит, кипит, словно вода на огне, смешивается. Такого раньше не было, все неприятные ощущения испарились вмиг, остался только непреодолимый жар. Я спешно повернулся к умершему спиной.
Дальше мы шли, молча, но этот путь мне казался самым длинным в моей жизни, я не понимал, что именно произошло в тот момент, но предпочел об этом как можно быстрее забыть. Потом я вдруг остановился. В голове будь-то, кто-то щелкнул выключателем, и серые шестеренки мыслей завертелись в каком-то непонятном только им одним известном направлении. Меня, наконец, осенило! Это же чистая душа. Возможно, последний божественный подарок гнилому яблоку называемому землей, просто до жути глупо скончавшийся. Даже отец такие видал только два раза за своё тысячелетие. И я добровольно, в ясном уме и добром здравии упущу такой шанс? Да что же я туплю, то так нереально!
Резко повернувшись и схватив покойничка, как его там… Филиппа за плечи, спрашиваю (мягко сказано):
— Ты уверен, что хочешь умереть?— я старался говорить как можно спокойнее и равнодушнее, но у меня это никак не получается.
— Но ведь я уже умер.
— Так. Не раздражай меня презренный, я спрашиваю, хочешь ли ты продолжить жить, или гореть в аду, отвечай!— сжав его за плечи ещё сильнее, я чуть ли, не срывался на рык, он меня раздражал одним своим растерянным, но в тоже время неуловимо спокойным видом, как будь-то ещё при жизни, покойником был.
-Нет, наверное, сэр.
-Тогда слушай сюда два раза повторять не буду— поубавив интонации, я мягко разжал ладони — Я предлагаю тебе сделку. Душу, на ещё одну жизнь.— В руке появилась пыльная, пожелтевшая бумага контракта – Подписывай.
— Простите меня конечно, но продать душу я не готов и...
— Послушай смертный, я тут долго топтаться не собираюсь, не всё ли равно тебе гореть в аду тысячи лет или быстро и почти безболезненно быть сожранным мной, для тебя же выгодная сделка!
— В аду?
— Да. Ты что не знал, в рай никого не отправляют уже как триста лет. – это же почти лож, тем более для адских созданий присуще обманывать и вымогать, не говоря уже о худших вещах. Так что ни кто осуждать меня не будет (адьё опоздавшим на рейс)— Ну если только мормонов… ты мормон!?
— Нет!
— Ну, так подписывай!!!— и мой голос эхом раздается в темном коридоре, отражаясь от округлых, стен точно лисья нора, а потом воцаряется тишина…
— Почтеннейший, ем… — через несколько секунд ее, наконец, прерывает тихий голос. — Простите, есть ли у меня несколько минут, что бы подумать?— меня поражало это спокойствие, ни тебе слез, мольбы о пощаде, грязной ругани, осуждения, ничего такого только смирение. «Он точно очень необычный» — подумалось мне.
Меня же, кстати, почти всего трясло, это был мой первый контракт, мне девять лет, у меня ещё даже крылья не выросли, а он… спокоен как удав. Это заставило и меня немного усмирить свой пыл, потому что чувствовал я себя совсем уж глупо.
Вздохнув, я все-таки пошел на уступки:
— Эм… у тебя есть пять минут.
— Тогда — он задумчиво посмотрел на контракт, пытаясь, наверное, прочесть его. Но текст, увы, был написан по-русски. Язык империи зла, на нем в аду написано практически все (кроме вывески «Welcome to hell») . Поэтому вскоре поняв, что и пытаться, и не стоит, взял протянутую мною ручку.— Я согласен…
Контракт подписан, душа запечатана, воспоминания стерты. Он не вспомнит, что умирал до тех пор, пока его не постигнет вторая смерть, печать сама принесёт его ко мне.
Пока я отбывал своё наказание собирателя, часто заглядывал к Берту (тот же Бертран) и другим знакомым вампирам.
Они принимали меня как родного что практически не далеко от правды. Смог повстречать (точнее поймал) знакомого скелета и оторвал ему пару конечностей и несколько ребер. Ах, как же сладка месть и как же милы эти крики.… Через неделю я, конечно, вернул ему кости, смерть мне все-таки нужна в рабочем состоянии. В школу на земле я ходить перестал, тем более попавших в ад учителей пруд пруди, так что тема школы отца не волновало. Вот она — обыденность, которую мне приходилось принимать. Ссориться с папаней мне совсем не хотелось, тем более это лишняя потеря времени и драгоценных нервов.
Прошло три года. А жить тем временем было всё скучнее и скучнее. Каждый день— учитель, дом, сидишь, приём, учитель, дом, сидишь, отбой, учитель, дом, сидишь «пошЁль в жЁпу проклятый натураль». И так продолжалось каждый день. пока однажды в мои руки не попала «Большая книга проклятых печатей: схемы и значения лечи запор открывай новые миры»ох и жару потом было. Новая забава мне была по вкусу и понеслась… Прикалывался над — грешниками, демонами, псевдобожествами (они существуют) короче всякой такой потусторонней быдланью. Из-за этого отец уволил меня с поста собирателя (ох, слава…) и запер в комнате, (вот сука) предусмотрительно даже лишив визы на землю.
Но не тут — то было.… Недооценил он своего сынишку. У меня же был Бертран, незаменимый, верный кровосос, который находил для меня «клиентов», даже вел учетную запись. Контрактники просили за свои грязные души всякую фигню! Я удивлялся, насколько тупыми бывают люди. В одиннадцать лет я был умнее и разумнее их всех вместе взятых.
Но жалкие смертные были мне нужны, потому что я отчаянно хотел на землю. Спросите ради чего? Ради той же холодной романтики — неба, солнца, звезд, луны… и конечно ради друзей.
Некоторые вампиры стали мне настоящими друзьями. Немертвые были чище людских отбросов (хоть, и вышли из их породы), но не пресмыкались ради дьявольской крови как лакеи преисподней. Я сам давал, если хотел.
Существа не от мира сего, вообще не откуда (как евреи) холодные как лед, милые, беспечно живущие создания ночи.
Особенно во время полнолуний, отблески луны в желтых глазах завораживающе танцевали, гипнотизируя очередную жертву идти в сумеречную обитель. Людские повадки кровососам не чужды, ночи напролет, смех и веселье, но с привкусом крови, а не алкоголя. Не жалкие смертные, не высокомерные демоны, они по праву заслужили моё уважение.
В тот год после долгих тренировок и стараний у меня, наконец, получилось сотворить печать преследования. Но жаль только в зеркалах — они хороший проводник — а на стенах пока ещё не получалось. Да и сейчас не получается… а хотел я наблюдать только за одним человеком, вы даже можете догадаться за каким. Я много узнавал об этой душе. Например, то, что он очень одинок.
Родители умерли, еще много лет назад, когда он был совсем маленьким. Что впоследствии взявшие его к себе дядя и тетя, недолго задержались в мирской жизни.
Часто, над пареньком издевались одноклассники, иногда так жестоко, что даже мне бывало не по себе. Я узнал, что ужасный акцент распознает в этом мальчике британца, а ещё из за созвучных имени и фамилии закрепилась данная еще в детстве кличка Пип.
В сокращении, отношения с окружающими людьми, можно описать это существо как местный мальчик для битья. И это бесило меня больше всего. Особенно, равнодушие или улыбка, с которой он принимает очередную подколку издевательства или побои. Такое ощущение как будто у него отсутствовали эмоции. «Кукла» -думал я. Например, я никогда не видел это блондинистое чудо (не моё, божье естественно) было в отчаянии или плакало.
Пип конечно злился, раздражаться и лишь изредка в своей кровати или на любимом широком подоконнике, по вечерам глядя на серую безжизненную улицу, долго и протяжно о чём-то грустил. Но лишь в своей комнате и лишь когда, ни кто не видит… кроме конечно меня. Этакое личное безопасное пространство.
Это напрасное скрывание чувств ни к чему хорошему не приведут и лишь усугубят ситуацию. Сколько раз я наблюдал за, такими ситуациями, уже и сосчитать не могу. Когда обидчики, чертовы грязные твари, пытаясь заставить его проронить хоть слезинку, били до потери сознания. Это восхищало и раздражало, я бы давно их испепелил, или что-нибудь похуже выкинул, а этот идиот терпит. Великий мученик, бядь, нашелся!
Именно тогда меня посетила странное чувство, потребность, нет, желание защитить, заступиться за… человека! Я, сын Сатаны, наследник трона преисподнии, будущий покоритель земли грешной, хотел защитить жалкого человечишку, чья жизнь ничего не стоит, и единственное что можно было найти в этом смертном привлекательного, чистая почти взрослая душа?! Как это вообще называется а?! Я вас спрашиваю!
В те дни у меня просто крыша ехала от злобы и обиды, причем такой сильной, что даже вампиры, приносящие холодное спокойствие и умеренность всем находящимся рядом существам, не смогли пресечь этого. Было ощущение, будто я сгораю живьем, эмоции сжигали меня изнутри, причем так сильно, что опаляли и Бертрана, который отказался находиться в непосредственной близости от моего огня.
Но главное, это все ведь не мое — ни страх, ни боль, ни отчаяние, ни злоба. Эти чувства передавались через канал печати преследования третьего уровня, который по неосторожности и не опытности открыл я. А теперь из-за этого страдал.
Агония которую я испытывал, хватило бы на сто лет с лихвой, иногда доходило и до того когда невыносимая боль заставляла в истерике кататься по полу и биться в конвульсиях. А иногда, бывало, до боли в легких и печени, кашляя кровью, рыдал навзрыд прямо посреди улицы. В каком-то смысле, можно сказать, ощущал себя грешником, попавшим в ад, ведь кару на себе я ещё никогда не испытывал.
Эта пытка продолжалась два месяца. В одном из таких приступов я просто не выдержал и жахнул стулом по зеркалу. Отражающие осколки тут же усыпали собой пол, а некоторые впились в стену своими острозаточенными концами, мелодичный звон стекла разливался патокой в мозг, заставляя, наконец, опомниться и придти в себя.
С тех пор мое нутро отвергало эту злосчастную печать. Пусть у нее было масса преимуществ — главная в способности передавать звук — но терпеть такое снова, никто бы не захотел. Я прав? Но были в этой ситуации и положительные стороны, теперь-то я имел преставление, что именно чувствует этот коротышка, изображающий из себя фарфоровую, вечно лыбящуюся куклу, за что непосредственно был проклят мною и не один раз за два месяца.
После я старался как можно быстрее оказаться вблизи своего верного кровососа, или хоть какого ни будь из вампиров, что бы хоть как-то охладить обожженную душу и сердце. При первой же возможности я проник на землю через обряд, который проводился подростками недооккультистами в Денвере. Причем выбрали они местечко просто замечательное, в Парке Санд Крик около озера Блафф где-то в лесочке распластали кривую пентаграмму а заклинание читали с таким чудовищным акцентом, если б не ситуация, уржался бы… Ну хотя бы трупы будет прятать легко.
В мир людей, я прихожу не в своём теле, (а жаль) то есть беру, то, что попадается, а потом отдаю вампирам на профилактику. Только к несчастью, а может и к счастью, телами что подбираю, практически ничего не чувствую, хоть кирпич о башку разбивай. На этот раз, (слава папе), мне попался парень и судя по одежде – Эмовское быдло. Я не понимал, зачем людям строить между собой различия, а потом ненавидеть друг друга за эти различия. Тогда не понимал. Сейчас-то я уже понял, что нельзя подавлять личность, рвущуюся наружу нельзя причесать всех под одну гребенку. И если в аду царила монархия, в раю утопия, а на земле хрен-ногу-вообще-не-поймешь и не только в этом заключалось такое слово как свобода. Смертные такие смертные. Остальные же придурки бросились врассыпную, и зря, это только раззадоривает аппетит кровососов.
Берт тут как тут, является передо мной в своей, не часто одеваемой, но чертовски меня раздражающей одежде. От силы ему не дашь и двадцати пяти, но обратимый в конкретно этом возрасте, мой верный немёртвый друг, в сочетании с выше упомянутой одеждой походит на тридцати пяти — девятилетнего работника спецслужб. Короче говоря, прям вылитый телохранитель принца преисподней, ему бы только рации не хватает до завершения собирательного образа.
-Хорошая сегодня ночка — обращается он, ко мне подойдя чуть ближе. Выходящие из тени неестественно желтые глаза, кажется, светятся, отражая отблески луны.
— Чего не отнять — с немного совсем чуть-чуть раздраженными нотками соглашаюсь с его словами, отряхивая одежду. Не успев вселиться в тело, прежде чем оно грохнулось на сырую землю, я обеспечил себе неподобающий для появления вид.
-Остальные охотятся?— спрашиваю, и ухмылка медленно сползает с мертвенно бледного лица вампира, оставляя место легкому раздражению, но через несколько секунд на его месте вспыхивает хищный оскал. Взгляд маньяка.… На клыках танцуют отражающиеся огоньки еле пылающих свечей для обряда, вампир, приблизившись ко мне вплотную, шепчет почти в самое ухо:
-А вам меня недостаточно?
Чего мне больше всего не хватало эти два месяца, так это ледяных рук немёртвых, вливающих в кровь приятно растекающийся холод прямиком через артерии шеи, до сердца и в душу. Это не ощутимо физически, особенно когда тела ничего, так или иначе, не чувствует. Такую процедуру я проделывал не один раз, это полезно и мне и им. Вампиры греются об адский огонь моей проклятой души, это придает сил, все равно как выпить пятнадцать душ сразу, а мне это дарит покой и умиротворение. Похоже на наркотический приход, просто не такой сильный. Если постоять так полчаса, можно упасть в обморок.
Получив свою «дозу», спешно стряхиваю его руки, несмотря на прискорбную ситуацию, гордость не позволяет мне более.
— Извращенец ты Бертран, обарзел вообще! Нечего в меня свои мысли пахарские вливать – возмущенно бросаю через плечё.
— Так не я один такой — говорит тихо, даже из-за спины точно знаю, что улыбается.
— Ещё раз так сделаешь…
-Развеете мой прах по ветру, я с прошлого раза запомнил.— Ненавижу этот его извечный том и улыбку, ака «Нас рать, а ты один». За один этот тон, я бы давно умертвил любого. Но этот… он язвит, как дышит, а ещё без него скучно. Поэтому терплю.
-Вас стало меньше? — хмурясь, поворачиваюсь лицом к нему. В миг от вампирской ухмылки и следа не осталось, исчезла бесследно, лишь далекие огоньки, сейчас наполняли взгляд ноткой томительного безразличия.
— Мои младшие вчера ночью не вернулись — его голос изменился. Неприятный звоночек.
Потерять младших все равно, что потерять кровную семью это понимают и смертные, и демоны, и вечные. — Все четверо.
— Рим тоже?— интересуюсь.
Она была очень милой девчушкой лет семи, наверное, по вампирам ведь никогда не поймешь, сколько им лет, нахальная и самоуверенная совсем, немного напоминающая меня самого. При жизни они с братом близнецом по имени Рик сиротки, сбежавшие из приюта за поиском лучшей жизни. Но нашли лишь смерть.… Умирая у пирса, умоляла Бертрана обратить их, не желая покидать этот загаженный людьми мир. Глупая. Затем став немертвыми с самого первого дня, светловолосые детишки для моего четырехсотлетнего друга стали как родные дети. В этой огромной компании они всем стали как родные. Может за юный возраст, может потому что цветом волос оба напоминали канареек (такие же мельтешинные) все звали их просто «птенчиками».
— И Рик.
— Они вчера охотились, наверное, их кто-то засек?— скорее утвердительно, чем вопросительно произношу, глядя на полную безжизненную луну и в эти холодные, белые звезды внешнего мира. Я по ним скучал отчасти. – Да-а-а, плохо же ты их воспитываешь.
С зарождением вампиров возник как само собой разумеющийся, закон — «Устав сумерек» несоблюдение некоторых пунктов карается судьбой (предопределенностью или той самой, называйте, как хотите). 1) Не показывайся людям. 2) Твой старший, твой бог. 3) Если поймали, не выдавай клан. И не гласное четвертое «Твой гроб служившей тебе постелью, на протяжении вечности, кощунство использовать как последние пристанище». Поэтому погибших товарищей обычно сжигают всем кланом. Вампиры не бессмертны, каламбур в том, что иногда им несет смерть, их же пища.
— Сами виноваты.
—Бедные, глупые птенчики— насмешливо улыбаюсь Бертрану прямо в лицо. Обожаю его злить. Но он не злится, лишая меня удовольствия лицезреть мордочку сурового, обиженного хомячка.
Я знал и дорожил его младшими, как своими собственными. И наверняка вы сейчас спросите, почему же мне не грустно? Ответ прост как унитаз. Кровососы рождаются мертвыми, сердца их не бьются, но тела функционирует, двигаются, иногда даже кажется что дышат, что-то вроде марионетки. Смерть для них не что, поэтому мне не грустно.
Впереди простилается тонкая линия тропинки, ведущая прямо в обитель греха и порочности — в город — к людям…
— Если бы они подобно людям попали в ад, мне не, о чем было бы беспокоиться — он приподнял уголок губ в кривой траурной ухмылке. – Но их души сгорят через сутки.
Уже давно не слушая, какую глупость он только что ляпнул, иду прямой походкой на огни вечернего города. У нас ещё долгая ночь впереди.
Часть 3 «Спасательные операции или " Что ж ты дохнешь то постоянно!?" »
Меня шатало, штормило из стороны в сторону как марионетку из детского спектакля, где пьяный кукловод пытается изобразить самбу своими кривыми ручищами. На пути к спасительной, мягкой кровати я врезался в одну из стенок шкафа и упал на черный паркет, при условии, что этот самый шкаф находился за два метра к югу от намеченной цели. Мысленно выругав себя за слабость, пополз к самому прекрасному (на тот момент казалось именно так) милому и умопомрачительному лежбищу, но задрых на полпути и свалился безжизненной тушкой где-то около стола, откуда на меня упала книга. После трёх бессонных ночей моя комната в аду казалась раем. Здесь даже паркет, тёплый.
Разбуженный дружеским пинком от горничной, имеющей просто непроизносимое имя (другими способами хрен меня разбудишь) и соответствующую внешность, я посмотрел на часы. Три часа дна. Тогда у меня был замечательный, любимый… нет, не настолько скорее уважаемый мною будильник. Контрабанда с земли, классный такой, электронный. Показывал когда день, когда ночь (на земле естественно). Когда просыпался, сразу на него смотрел. И этот раз не исключение.
Я не люблю прислугу демонического мира и не скрываю этого. Призирал, призираю и буду призирать. С детства. Всех своих нянек ненавидел. Всех доводил ддо пожизненного состояния прострации, ну а кого-то жилел и просто до истерики. И конечно, брошенная в закрывающуюся после женщины дверь, ваза, это как не что подтверждает. Хотя конкретно её я в некотором смысле уважаю, знакомы давно. Но без слуг не обойдешься, убираться самому мне претит. Как однажды сказал первый помощник моего отца «Негоже дьявольскому роду уподобляться всякой черни». А теперь представьте принца преисподнии моющего полы, как это называется? Правильно картина Малевича — черный квадрат.
Перебравшись с пола на мягкий матрац, порадовался, что наконец-то смог положить свою бедную голову на это пуховое чудо. Весело в мире живых когда ты ничего не чувствуешь и на все плевать, хоть с Бруклинского моста прыгай. Только вот потом твое настоящее тело за все это будет отвечать неимоверной болью, как после мясорубки, но в тысячу раз круче. Засыпая, я прокрутил в голове события трех дневной давности и решил что в людские клубы больше никогда, никогда не пойду и алкоголь пить не буду и убью Лили (одна из новых младших Бертрана) за то, что подбила шестнадцатилетнего подростка на это занятие. Спрашивается, нах, вообще я согласился!? И нахер это надо было ей!? Люди только пища и не более того, а она все ещё на протяжении двух лет относится к ним как к своим. Странная девушка. Хотя её можно понять, есть же исключения из правил, на примере моего контрактника. Кстати о нем. Вчера мне несказанно повезло его встретить. Если вообще можно так выразиться…
За клубом около полуночи, уже вылакав бутылку отбеливателя и ещё его-то очень похожего на , я в теле какой-то большегрудой девочки пиндовки в розовом топе (не понимаю, почему мне попадаются либо эмо, либо готики или какой-нибудь ещё долбанутый {censured: Хуелептический пиздопрозоид })в сопровождении Лили и Скина (это реально имя) направлялся к новому месту сбора немертвых. Это небольшое красное здание, на востоке города, так, заброшенный особнячок в три этажа высотой. Без крыши, окна занавешены фанерами и какой-то черной тканью, крыльцо провалилось в подвал ещё три года назад, на лицевой стороне дома красуется выделяющийся белым цветом на красном кирпиче номер «291*». Они обнаружили это здание когда прежнее место сходки (бывший заброшенный склад промтоваров) снесли и построили развлекательный центр.
Женские тела мне не нравились, просто не нравились, а особенно это. Волосы слишком, блинные, грудь слишком большая, вид слишком, вызывающий. Типичность девушек земли ничем не искоренишь, как грязные улицы и подворотни не изменишь. Как они существовали на протяжении трехсот лет, так и будут. Утопающие среди мусора и отбросов человечества, чтобы с восходом солнца напялить маску порядочности и чистоты. Как же тошно.
Это чувство запомнилось мне надолго, чувство недосказанности и незавершенности, оно и заставило меня остановиться на секунду. И эта секунда, краткий миг, если бы не остановился и не повернул голову в левую сторону, могла стоить жизни одного маленького человечишки лежащего на голом бетоне и истекающего кровью, в теле, которого еле, еле теплилась жизнь. Дыхание было совсем слабое, а пульс практически не чувствовался. По моей просьбе (все же я не рассматриваю это как приказы) вампиры ретировались быстро, и тогда у меня проскользнула лишь одна мысль «Что ж ты дохнешь то постоянно?!» потому что похожая ситуация, на грани жизни и смерти уже была однажды.
Я рассказывал про нынешних родителей Пипа? Жуткие люди, не жутче чем в аду, но все же. Мне кажется они взяли его на попечение только для того чтобы вытирать об беднягу ноги и заставлять делать почти всю рабату по дому. За все время проживания в псевдосемье он ни разу не дождался даже простейшей благодарности, а о любви тут вообще и речи не может быть. Но хуже всех была их родная дочь с самым идиотским на свете именем — Лесли.
С самого детства не любил это имя и не зря оказывается. В испорченности любому демону сто очков вперед даст, злорадная, не упускающая шанса поиздеваться или шантажировать, прикидываясь невинной овечкой… Просто прелесть! За это на её правом глазу красовалась печать порока грязно желтого цвета, ну на такую душу не польстится даже самый опустившийся демон, а вампиру лучше уж сдохнуть, чем ощущать вкус серой крови на языке. Хуже этой сучки был только второй мучитель парнишки, некий Эрик Картман. У меня приличных слов не хватает, что бы описать это {censures: Стоебучее страхопиздище охуевающее в собственной пидарастической злоебучести. Тремя слвами— пиздаебливая хуевротбравчатая сука }.У него же печать порока расползлась на всю жирную, противную рожу. Целое свободное поле, что бы ставить один психологический диагноз за другим, приводящих к такому парадоксу, что просто легче сразу поместить этого {censures: Ебламондяя двужопостворчатого} в псих-диспансер и не ломать голову.
*Спасательная операция одын*
Около года или может больше назад, лежа в своей кровати с жуткой лихорадкой, мой белобрысый контрактник чуть ли не помирал, а точнее реально чуть не помер от высокой температуры. Что именно дернуло меня помочь, а не тихо подождать, когда его душа попадет ко мне прямо в руки, я не знаю. Наверное, проснулась та же жалость, а может что-то ещё. Задумываться над этим, себе не в пользу.
Вампиры универсальны. Их прелесть в том, что они могут многое то, что не подвластно высшим силам ада. Как, например, забирать тепло тела, отдавать его, читать мысли, быстро регенерировать, накапливать темную энергию, использовать гипноз, одним щелчком пальцев вырубать сознание, лечить одним прикосновением, предвидеть бедующие, переносить душу из одного тела в другое ну и т.д. можно перечислять до бесконечности. Каждый имеет какую-то способность. Напримере Бертрана можно сказать, что он умеет все из перечисленного, но в основном специализируется на собирании темной энергии и лечении особо тяжелых болезней, травм. Он собирал её на протяжении четырех веков, поэтому удостоен звания сильнейшего из клана, хотя до князя сумерек ему конечно далеко.
На мою просьбу откликнулся с удовольствием, хотя конечно после начал подкалывать и называть Пипа моим «фаворитом» что меня жутко выводило из себя, но кричать на Бертрана я уже не мог. Во первых устал, во вторых его уже и могила не изменила, он по природе своей такой язвительный, в третьих я уже слишком взрослый что бы злиться из-за какой-то мелочи.
Мой немёртвый друг беспрепятственно проник в комнату, через небольшое стеклянное окно. Не удивительно, что этот маленький придурошный идион заболел, во всем доме уже давно стоит стеклопакет. Его комнатушка особым изяществом, не отличалась. Серые стены, голый пол, длинной ровно с кровать, которая немного отходила от стены, что бы спящий при пробуждении не бился головой о длинный подоконник. Шкаф был маленький, хотя Пиррип не отличался особым разнообразием своего гардероба. И письменный стол, почти всегда идеально убранный. Такая обстановка угнетала. Напоминала не комнату шестнадцатилетнего парня, а палату какой-нибудь психушки. Да и та наверняка была бы намного веселее. Берт по возвращению сообщил мне тоже самое.
Осторожно касаясь лба судорожно дышащего блондина, точнее хрипевшего и периодически покашливающего во сне, кровосос сделал какой-то странный жест свободной рукой. Никогда не понимал всех этих вампирских махинаций, да и вникать не особо собираюсь.
Дыхание потихоньку выровнялось, лицо становилось спокойным и безмятежным
— А! Вы кто!?— испуганно отшатнулся паренек, чуть не свалившись с кровати. Ещё бы не испугаться, увидев такую офигенно суровую рожу посреди ночи прямо около своего лица.
-Я прошу прощения, что так бесцеремонно ввалился в ваши, громко говоря, апартаменты.— Говорил Бертран, напялив на себя самую дружелюбную улыбку, на которую только был способен. — Я лишь слуга своего господина и его ближайший друг.— Он легонько покланялся Пипу, в представительном жесте, играя на лице неизменной клыкастой ухмылкой.
Немного помолчав и похлопав глазами блюдцами, блондин посмелел и спросил:
— Могу ли я поинтересоваться — начал он.— Зачем вы здесь?— и немного боязливо подполз поближе. Выглядел по смешному растерянно, но при этом говорил спокойно. — Вы же не извращенец, правда?
— О нет, нет, не подумай плохого, я пришел сюда помочь тебе, тем более это была просьба моего господина.
— А кто он?
— Не могу сказать.
— А, зачем ему это?
— Вопрос в том на самом деле хочешь ли ты это знать? Ответим так.… — Берт негромко рассмеялся, легонько взяв Пипа за подбородок — У тебя довольно смазливое личико и кровь пахнет чистотой. Не поделишься, а? – Пип залился краской — Думаю, Демиан не беспочвенно выбрал именно тебя своим фаворитом.
-Демиан? Фаворитом?
— О нет. Кажется, я и так взболтнул лишнего.— Был бы тогда там, прибыл бы и не посмотрел что вечный, в секунду развеял бы пеплом. Реально развеял бы!— А сейчас прошу простить, но тебе лучше заснуть и забыть этот разговор.
И сейчас вспоминая весь этот фарс, я думаю. Зачем вообще все это делаю? Какой мне от этого прок? Наоборот даже лишь убыль. Если этот умрет, я получу чистую душу, так зачем я сохраняю ему жизнь? Градом на меня посыпались вопросы, рожденные моим бедным замороченным мозгом. В большинстве случаев найти ответы на собственные вопросы у себя же не так-то просто. Значит надо найти самый удобный и на все одновременно. И этим ответом стала жалость. Я убедил себя, что испытываю к этому смертному лишь жалость и больше ничего. Самый оптимальный и удобный, естественный и ненавязчивый, ведь мне, правда, было паренька жаль.
*Спасательная операция двас*
Наверное, не было на свете существа более жалкого чем то, которое лежит на кровати в номере какого-то паршивого мотеля. Жизнь Пипа на данный момент в не опасности, Лили предоставила первую помощь в заживлении глубоких ран на плече и в районе бедра, но все, же решила слетать за Бертраном, потому что не так опытна как он. Этот номер был, чересчур, убогий и совсем не подходящий статусу люкс, но это волновало меня мало, я научился спать даже в подвале заброшенного дома, что уж говорить о мотелях. Регистратора немного передернуло, когда она увидела безвольно висящее тело на руках сопровождающей меня светловолосой, дракулины. Да, конечно видок у нас ещё тот, как будь-то, все трое только что из могил повылезали, а мальчишку так для закуски притащили.
Сейчас он выглядел настолько слабым и робким как будь-то, от любого прикосновения может рассыпаться на много маленьких кусочков размером с песчинку. Я лишь прикоснулся, и лишь к ладони, расслабленно свисающей с края постели. Никогда я так сильно не жалел о том что в этом мире ничего не чувствую все же было интересно— теплая она или холодная из-за потери крови. Прикосновение к живым людям для меня все еще загадка, все кого касалась моя рука, были либо мертвецки холодными, либо адски раскаленными.
Аккуратно присев на край и взглянув на безмятежное лицо — сейчас цветом мало отличающиеся от белоснежной подушки — мне вдруг начало вспоминаться прошлое. То наваждение что я испытал в переходе между мирами, как ни странно помнил и ощущал вновь прямо в эту секунду. Кажется все на свете — земля, ад, рай, все миры, все вселенные могли уменьшиться до размера этой комнатушки. «И о чем я только думаю» — подумал я, поднявшись, с кровати от чего та визгливо скрипнула, поправляя съехавшую с плеча лямку. Нет, девушкой быть мне совсем не нравится.
Услышав знакомый смешок за спиной, в тот же миг вздрогнул и обернулся.
— Чего смешного — буркнул я, смотря на Бертрана, стоящего у раскрытого настежь окна и как всегда загадочно ухмыляющегося.
— Просто не думал, что вы пустите в ход такие сантименты, как держание за руку…
— Ох, заткнись — Бросаю, раздраженно плюхаясь обратно на кровать.— Лучше занимайся тем, зачем тебя суда позвали.
— Да, ваше Высочество— Шагнул к месту, где почти с неприкрытой дрожью лежал мой контрактник сейчас больше похожий на одного из кровососов, чем на живого человека.
— Давай только вот без этого.
— Хорошо, хорошо — он лишь мягко подобрал бледную, исхудавшую ручонку, нащупывая на запястье пульс. На секунду его лицо стало серьезным, и снова возвратилась эта раздражающая улыбка, а.к.а «Нас рать а ты один». – Лили молодец, все сделала как надо. Ну а я-то здесь зачем?
— Я откуда знаю?! Её спроси.
— Сегодня вы раздражены сильнее, чем обычно — Конечно я раздражен… стоп, почему я раздражен? — Ничего подобного!
— Да неужели? – его ироничный тон мне не нравиться, ух как не нравится.… Уже почти чувствую как в голове этого вампира строятся предположения совсем не того характера какие должны быть.
Вампиры чувствительны и умеют давить на больные точки. Как пить дать, им ничего не стоит сломать тебя, предлагая странную альтернативную реальность, собственных иллюзий и секретов, желаний. С человеком, тем более без сознания, это сделать проще всего. Одним прикосновением и мимолетным жестом. Губы этих существ — чистый яд, сводящий с ума и очень опасный, а если они коснуться человеческого тела (в данном случае запястья) то он окажется в плену одной иллюзии, которая может подарить бесконечное блаженство, спокойствие и покой или наоборот страсть и азарт. Наверное, и вы, конечно же, догадываетесь, о каком типе удовольствия я говорю, и что именно происходит в сознании моего контрактника и почему с его губ слетают тихие сдавленные стоны.
-Перестань!— мои щеки пылают румянцем, даже кажется, что я почти ощущаю это физически, и мне это не нравится.
— Я так и знал — его рука мягко опустила несчастную конечность — Вы ревнуете.
— Чего?
— Этот мальчик, ваш контрактник и год назад… Помните? Вы сказали мне спасти ему жизнь.
— И что с того?
— Вам он нравиться, и прошу вас, не отрицайте — интонация этой фразы меня удивила тем, что была сказана почти серьезно. Подойдя ко мне он, легонечко коснувшись одной пряди светлых волос этого тела – Значит, пять лет?
— Не лезь в мои мысли!
— Я не лезу, они очевидны. — Нагнулся и приблизился к моему лицу почти вплотную. — Буквально лежат на поверхности и более того…— Наверняка он сделал эту драматическую паузу мне назло. Для пущего эффекта выявления слабины. — …Написаны на вашем лице.
Некоторое время молчу и в упор смотрю на довольного Берта но не найдя что ответить тихо роняю сиротливое «Заткнись» и выхожу из номера через входную дверь. (КЕП ВЕЗДЕСУЩЬ! простите, не удержался:gigi
Он очнулся на рассвете, точно в час, когда кончились сумерки. Утренний прохладный ветер теребил идеально ровные светлые волосы, разбрасывая в разные стороны. Красные лучи солнца скользили по удивленному лицу заставляя прищуриться и приподнять голову над подушкой. Через открытое окно слышалось щебетание птиц. Жизнь во всей её красе. Люди настолько глупы, чтобы не замечать и не хранить этого, что уже при рождении убили собственные души.