Дом
Дом Окуясу бы... бестолковый. Ненаполненный, ненасыщенный, не то что бы пустой, наоборот - хлама там было предостаточно, за год не разгребешь. Просто он... разваливался.
Это было не самое худшее место, в котором ему приходилось жить: тут была вода, электричество и газ, центральное отопление, просторные комнаты, большие окна пусть и без стёкол. при должном внимании можно было бы сделать из него что-то дельное. Но разруха была в самом его фундаменте, сквозила внутри стен, в самой его сути. И казалось, даже ремонт не смог бы починить его тотальную и непреодолимую сломанность.
Ни кто не любил там бывать, ни Коичи, ни Джоске, ни кто бы то ни было другой, даже сам Окуясу. После школы он гулял до последнего, или они зависали в доме Хигашикаты до самого вечера - делали уроки, играли в приставку, задавались вселенскими вопросами типа, "как же муха ходит по потолку и не падает" поедая вредные чипсы протащенные контрабандой, инкогнито в портфеле. Благо его мама ничего не имела против таких посиделок.
Дом Джоске был другой. В нем все было таким осмысленным и живым. Вон та табуретка или полка с книгами и узор на обоях, в этом всем совсем не чувствовалось пустоты, хотя было довольно минималистично и просторно.
Однажды, когда Ниджимура собирался идти домой, Томоко удивленно окликнула его на пороге.
— Ты уходишь? - спросила она выглянув из проема ведущего в коридор - Поздновато. Не хочешь остаться на ночь?
Он все еще не был дураком, по этому согласился.
Тогда Окуясу впервые увидел своего друга с распущенными волосами. Это было маленьким шоком - он и представить его не мог без фирменного начеса. Гранж - как назвал это Джоске. Хотя Ниджимура был уверен, что она называется Помпадур. Они некоторое время спорили на эту тему и пришли к выводу, что "Гранж" звучит стильно, а стиль - это главное. Хотя в итоге они оба оказались не правы и у прически имелось совсем другое название.
И уроки они, конечно же не доделали. Сначала они обсуждали одноклассников, зазнаек, придурков, заучек, ублюдочных учителей, гандона физрука и физичку дуру - даже сочинили про нее несколько четверостиший и ржали над ними еще пол вечера, планируя написать песню. Потом Джоске доказывал преимущество Нинтендо над остальными консолями, рассуждал о разнице поколений, рассказывал о куче каких-то непонятных жанров и игр. Окуясу все равно в этом ничего не смыслил, но внимательно слушал и иногда соглашался. Потом они обсуждали один тупой фильм и пришли к выводу, что он действительно тупой и им надо как-нибудь посмотреть его вместе. Потом в ход пошла тяжелая артиллерия и разговоры о высоком - о смысле жизни бабочек и людей, о том как ничтожно малы они оба в размерах всей вселенной, ну и прочей бурде. А потом они смеялись над пердежем. И легли только в районе часа или двух ночи.
Окуясу крутился и переворачивался во сне, разбрасывая руки и ноги в разные стороны, и Джоске привыкшему спать в комфорте и одиночестве, такая юла под боком совсем не помогала уснуть. Он храбро бился в войне за пространство собственной кровати, применяя укрепления в виде подушек, собственные руки и ноги, отпихивая и переворачивая коварного оккупанта обратно на свою половину. Но потерпел сокрушительное поражение, когда Окуясу преодолел баррикаду и закинул ногу на его шею. Это стало последней каплей.
Будить Окуясу, дело гиблое, это они уже проходили. Тот дрых как слон, ничего не замечая и ни на что не реагируя до самого утра. Это была его какая-то феноменальная способность.
Парень сдался и позорно капитулировал на пол. Не забыв мстительно стащить с поля боя подушку и одеяло, обиженно завернувшись в которое, стал вынашивать планы коварной мести своему оппоненту в кроватных баталиях. Завтра утром он напинает Ниджимуре дюжину поджопников, за все пережитое ночью. Однозначно.
Джоске позволил себе маленькое ехидное удовольствие посмаковать и более изощренные способы мести, перед тем как уйти в царствие морфея.
Но заснуть у него так и не получилось.
Со стороны кровати послышался какой-то кряхтящий, булькающий звук и парень взвыл, мысленно пообещал себе придушить Окуясу во сне, если тот решил начать храпеть ему на ухо всю ночь. Однако, это вовсе не был храп. Это больше было похоже на... рычание? Он привстал и посмотрел на то, что происходит. Ниджимура отчаянно пинался, хмурился и мычал сквозь плотно сомкнутые губы.
Однажды Джоске видел, как щенок золотистого ретривера шевелит лапами и виляет хвостом разлегшись на лужайке под ярким солнышком. Дедушка тогда сказал, что ему снится, как он бежит за жирной, вкусной куриной ножкой. И хотя он и не мог тогда понять, как одна куриная ножка может бегать сама по себе, это показалось забавным.
— Окуясу, ты же не собака - с нотками веселья, тихо произнес Джоске. В груди через усталость и раздражение потеплело.
Он вздохнул и встал. Злость, не то чтобы изчезла, но она словно расплылась, рассыпалась и равномерно распределилась по организму, перестав давить на горло тугим комком.
- Или всё-таки собака? - на выдохе спросил он, то ли у себя, то ли у спящего друга, то ли в пустоту.
Окуясу и правда чем то похож на дурного и неряшливого пса, который, который вечно прыгает на людей, в восторженном припадке радости, никак не может понять, что всем вокруг от него надо, лезет под руку своей туполобенькой башкой, тянет во всякие странные места и только ботинки на пороге не грызет.
Он протянул руку и потрепал спящего по голове...
И крупно вздрогнул, удержав себя от порыва призвать стенд, когда его резко схватили за запястье. Окуясу не проснулся, по крайней мере не открыл глаза, но руку сжимал крепко и выпускать не собирался.
— Твою мать, Окуясу - устало выдохнул он зажав пальцами переновицу. Будь он в более удобоваримом состоянии, он бы может и попытался разжать чужие пальцы и пошел бы доставать татами и постелил бы его, но сейчас, желание просто заснуть переросла все возможные пределы. Ему уже было все равно как, где и на чем. Как говориться, не можешь победить - возглавь.
Окуясу не проснулся, и не выпустил чужое запястье, даже когда его коснулись чужие руки, когда толчками оттиснили к стене, когда Джоске сам лег рядом, не убирая ладоней с чужого плеча, притиснул спящего к себе, обвил руками и застыл. Кажется помогло.
— Все нормально, мне иногда тоже кошмары - сказал он, на грани яви и сна.
Ни кто из них, в ту ночь не выспался, весь последующий день оба отчаянно зевали, но с тех пор Окуясу начал часто оставаться на ночь. Почти каждые выходные. И Джоске был совсем не против того, что бы его использовали, как мягкую игрушку для сна.